Полетели!

Обычно Гарри не чувствовал себя героем, скорее уж везунчиком — он лучше других понимал, что все его подвиги — это просто череда случаев, когда ему сильно повезло. Разве же мог он, например, справиться с Квиррелом, одержимым Вольдемортом? Конечно, против любого взрослого волшебника, а уж особенно какого-никакого, да профессора Хогвартса, у Гарри на первом курсе не было шансов — но вот случилось так, что Квиррел потерпел большой урон, только пытаясь к нему прикоснуться, и в результате погиб. Точно такое же везение спасло Гарри от василиска и призрака молодого Вольдеморта, вставшего из дневника, да и главное свершение, за которое был известен Гарри — гибель Вольдеморта тринадцать лет назад — стоило бы приписать матери Гарри, которая пожертвовала собой, чтобы дать сыну такую мощную защиту, что об нее убился даже Вольдеморт.

Многие люди с тех пор говорили Гарри, что он герой, но Гарри им не верил, не испытывал от этого никаких положительных эмоций и только смущался — за одним-единственным исключением. Когда поступками Гарри восхищалась Гермиона, самая лучшая студентка Хогвартса и самая требовательная подруга, вот тогда Гарри верил, что он сделал что-то стоящее, хотя и смущался тоже — еще как! Как и любой мальчишка, он был готов ради такого восхищения удрать еще несколько подвигов вне расписания, сотворив что-нибудь отчаянное, удалое и глупое — он даже пытался, но за такие выходки Гермиона его всегда ругала, уверяла, что он не должен так делать и не должен собой рисковать. Гарри рос без отца, и старших братьев у него тоже не было, так что некому ему было подсказать, что такая реакция тоже ничего, довольно многообещающа, и удалые дурацкие выходки можно бы повторять и почаще, не забывая показывать и даже рассказывать, ради кого все эти представления.

Зато теперь у Гарри был крестный, только крестного надо было еще спасти — и в процессе спасения Гарри сделал кое-что стоящее, может, и не только благодаря везению. Все же не зря он тренировался целый год вызывать Патронуса — когда дошло до дела, в первый раз это у него не получилось, только небольшое серебряное облачко закрыло их с Гермионой от толпы дементоров, Гарри с ужасом видел, как Гермиона бледнеет от волн исходящего от дементоров отчаяния, как она оседает, потеряв сознание и последним движением вцепившись ему в руку, и закрывал ее от дементоров собой и остатками своей магии — и тогда на выручку примчался большой сияющий олень, разбросавший всех дементоров в стороны, сколько бы их ни было, а было их не два десятка и даже не три.

И теперь Гарри знал, что этого оленя вызвал он! Он сначала думал, очнувшись в школьном лазарете и убедившись, что Гермиона тоже жива и здорова, что ему снова неприлично повезло и за него вступился Дамблдор или даже дух его покойного отца. Но теперь, после того как они с Гермионой раскрутили хроноворот, чтобы вернуться на несколько часов назад и спасти Сириуса, Гарри знал, что именно его заклинание спасло их от дементоров, ведь это он запустил его в сторону их двойников. Наконец-то он сам сделал что-то стоящее, собственными руками, а не пользуясь защитой крови или упавшим ему в руки мечом Гриффиндора. Пусть и не с первого раза сделал, чуть не погубил их сначала своей неумелостью и только с помощью хроноворота и подсказки Дамблдора получил второй шанс — но второй шанс он сам использовал, никто не водил его рукой!

И, конечно, Гермиона была куда лучшего мнения о его способностях, чем он.

— Ты нас всех спас! — потрясенно выговорила Гермиона, увидев рядом с Гарри огромного оленя-Патронуса и уносящихся от тел их двойников дементоров. — Ты спас Сириуса, спас меня — и себя, конечно, тоже! Далеко не каждому взрослому волшебнику это под силу…

— Сириуса я еще не спас, — напомнил Гарри, хотя он так и слушал бы Гермиону, и ловил ее восхищенный взгляд, он даже подумал, что теперь это будет его любимым воспоминанием, с которым Патронус точно будет получаться с первого раза, особенно если Гермиона сейчас его обнимет и поцелует в щеку, как после второго курса — но Гермиона как-то застеснялась, и Гарри подсадил ее на гиппогрифа и сам сел спереди, чтобы лететь выручать Сириуса из камеры на верху Западной башни. Гермиона обняла Гарри за талию, а потом даже прижалась щекой к его спине, и он на несколько минут действительно почувствовал себя героем — он ведь летит на выручку своему крестному, высоко над землей, и девушка обнимает его, как в финале кинофильма. От последней мысли Гарри снова смутился и застеснялся, даже попытался открыть Аллохоморой запертую на тяжелый замок дверь камеры Сириуса — это предсказуемо не получилось, и вопреки законам приключенческого жанра уже Гермионе пришлось разносить замок на двери Бомбардой.

Сириуса не надо было приглашать покинуть его камеру — он выскочил оттуда как черт из табакерки, запрыгнул на гиппогрифа третьим, потрепал Гарри сзади по голове и весело скомандовал «Полетели!»

Гиппогрифом управлял Гарри, и Клювокрыл долетел только до площадки на вершине Западной башни, где Гарри и Гермиона попытались спешиться, оставив гиппогрифа Сириусу — но Сириус их неожиданно не пустил.

— Это вы куда? — решительно возразил Сириус. — Полетели вместе, покажу вам свое фамильное гнездо. Отпразднуем мой побег, потом будем думать, как словить паршивца Петтигрю. Приключения только начинаются, ребята!

— Мистер Блэк, вы не понимаете, нам обязательно нужно вернуться, у нас осталось всего двадцать минут… — начала Гермиона, она была воспитанная девочка и всегда вежливая со старшими — ну, когда ситуация не требует поджечь им мантию или долбануть их Экспеллиармусом об стену.

— Да ты что, — прервал ее Сириус. — Я чего, так хреново выгляжу? Мне и тридцать-то еле стукнуло. На «ты» и «Сириус», а никакой не «мистер Блэк», иначе вообще ничего слушать не буду.

— Сириус, мы действительно должны вернуться в лазарет, мы сбежали оттуда при помощи хроноворота Гермионы, — поддержал Гермиону Гарри. — Иначе все догадаются, что это мы тебя спасли.

— Да пошли они! — махнул рукой Сириус. — В доме Блэков никто вас не достанет. Его можно штурмовать всем Министерством и в результате только выкусить вот такой вот кукиш.

— Сириус, но у нас даже учебный год не закончился, нам еще экзамены сдавать, — умоляюще сказала Гермиона.

— Ой, елки, было бы, о чем печалиться, — снова отмахнулся Сириус, но потом взглянул на Гермиону сверху, рассмеялся и решил ненадолго отступить.

— Ладно, если вы меня спасли, то ваше желание — закон, — согласился Сириус. — Но пообещайте, что в следующий раз улетите со мной. Гарри, дай честное слово.

— Честное слово! — с готовностью сказал Гарри, он бы и экзамены пропустил, если бы взамен ему предоставилась возможность провести все лето с Сириусом, а не с Дурслями.

— Гермиона?

— Хорошо, Сириус.

— «Сириус, даю тебе честное-пречестное слово». А то не выпущу.

— Хорошо, Сириус, я даю тебе честное слово. Улетай скорее, пожалуйста, тебя же могут поймать!

Гарри и Гермиона вернулись к школьному лазарету ровно вовремя, чтобы Дамблдор успел их запереть, а потом, по требованию разгневанного Фаджа и еще более обозленного Снейпа, отпереть двери через десять минут и предъявить им Гарри и Гермиону, которые никак ведь не могли исчезнуть из лазарета через запертую дверь и за десять минут помочь Сириусу сбежать. Снейп рвал и метал, Фадж только разочарованно и обеспокоенно качал головой, лишь Дамблдору было весело, да Гарри изо всех сил старался скрыть радость от того, что Сириус спасен, а он сам, вообще-то, молодец, даже Гермиона так сказала!

Наконец и Фадж, и Снейп покинули лазарет, вслед за ними ушел Дамблдор, еще раз подмигнув Гарри и Гермионе, стоявшим рядом, а потом Гарри зачем-то глянул в темное окно и увидел, как из темноты появляется ухмыляющаяся голова Сириуса. Гарри тут же кинулся к окну и распахнул раму, Гермиона бросилась за ним вслед, а Сириус, сидя верхом на гиппогрифе, сиял как начищенный пятак.

— Это было круто, особенно та часть, где Нюниус обломался со своими мечтами про орден Мерлина, — весело сказал Сириус. — Первой степени он халамидник, а не орден ему первой степени. Где он, пеликан носатый, и где Мерлин!

— Сириус! — наконец воскликнула Гермиона. — Тебя же ищут! Тебя могут снова схватить!

— Да фигня, Фадж же только что сказал, что пойдет уберет дементоров, — легкомысленно ответил Сириус. — И между прочим, ты полчаса назад дала мне честное-пречестное слово, что в следующий раз улетишь со мной — и ты, Гарри, тоже. Следующий раз уже наступил. Полетели!

Клювокрыл донес их троих до дома на площади Гриммо удивительно быстро, он летел, пожалуй, втрое быстрее, чем ездил из Лондона Хогвартс-экспресс, и Гарри успел в дороге замерзнуть от такого сильного встречного ветра, а Гермиона, которую Сириус предусмотрительно усадил между собой и Гарри, задремала, привалившись к Гарри спиной и уронив голову ему на плечо. Гарри бережно и крепко ее обнимал, он боялся, что Гермиона может начать во сне заваливаться вбок, и старался не давать воли сладким мыслям, которые могли увести его в страну грез: о том, какая у Гермионы в лунном свете изящная шейка, как приятно пахнут ее волосы и какая она милая, когда спит.

Дом Сириуса был пустым и немного мрачным, но удивительно чистым и ухоженным для заброшенного особняка. Клювокрыла Сириус загнал в одну из комнат на верхнем этаже, в которую, вероятно, годами никто не заходил, а вот первый этаж и кухня, в которую Сириус привел Гарри и Гермиону, были вполне обжитыми. В небольшом зале с камином, находящемся около кухни, им даже подали ужин: их обслуживал длинноухий домовой эльф с надменным и сердитым лицом, к Сириусу он обращался «хозяин», а на Гарри и Гермиону взглядывал недовольно, но помалкивал — Сириус еще в самом начале отвел его в коридор и, вероятно, сделал ему какое-то внушение на тему гостеприимства.

Был уже третий час ночи, но Сириус был бодр и говорлив, это Гарри и Гермиона клевали носом и с трудом отвечали на расспросы Сириуса, ему было интересно послушать про их жизнь, даже про будни учебы в Хогвартсе. Наконец Сириус повел их устраиваться на ночлег, и вот тут возникли непредвиденные сложности: в таком гостеприимном доме все спальни были в ужасающем состоянии. На одной постели не было ни белья, ни подушек, вторая была застелена, но покрыта даже не пылью, а чем-то вроде строительного мусора, в третьей комнате кровать уже завалилась набок, вероятно, лишившись каким-то образом ножек с одной стороны, и так далее, и тому подобное, пока не осталась последняя комната, в которой наконец оказалась чистая, застеленная и широкая кровать.

— На верхних этажах все еще хуже, — предрек Сириус. — Ох, и задам я этому Кричеру! Вот прямо сейчас начну, заставлю нормально мне постелить в одной из комнат. А вы пока ложитесь здесь да спите спокойно.

И Гарри, и Гермиона слишком устали и хотели спать, чтобы с Сириусом спорить — лишь только Сириус ушел, Гермиона сбросила ботинки, забралась в постель не раздеваясь и тут же заснула. Гарри тоже решил, что спать в одежде будет как-то пристойнее, но все же не смог пересилить соблазн, вспоминая о том, как только что Гермиона спала у него на руках. Гарри подкатился к Гермионе, обнял ее и прижался к ее спине, и Гермиона что-то довольно пробормотала во сне и немного на него навалилась.

Гарри проснулся как-то рывком, сразу заметив, что уже далеко не утро, а день-деньской, и не сразу понял, что его разбудило, да и где он находится, тоже сначала не осознал. Первое, что он понял — что он лежит с Гермионой в постели и обнимает ее, скажем великодушно, за верх живота. Они оба были одеты, так что паниковать было не из-за чего, но утро такое дело, что вчерашняя трогательно-нежная поза, в которой они заснули, стала вдруг очень смущающей и даже непристойной: Гарри старался не думать, куда он Гермионе упирается, достаточно было понять чем, чтобы густо покраснеть.

Первые пятнадцать секунд Гарри думал, что Гермиона еще не проснулась, и у него есть время как-нибудь тихонечко отползти; но Гермиона снова немного пошевелилась, и было ясно, что она проснулась первой, вот только что, и вздрогнула, потому что по молодости еще не знала, кто по утрам встает раньше самого мужчины и что это пустяки, дело житейское, не надо принимать на свой счет — ну или надо, если хочется, на то оно по выходным и утро. Но ведь это был не их случай — пока, как заметил бы дьявольски веселый Сириус, по приказу которого Кричер вчера вечером громил спальни.

Сириус был благодарен крестнику и его верной подруге за свое спасение и решил устроить молодежи приятное и пикантное приключение, а то и все каникулы в таком духе. Тем более что Сириус в жизни уже хлебнул горя, и это хоть и не исцелило его от авантюризма и повесничанья, но внушило правильные понятия, и то, как Гермиона закрыла Гарри собой в Визжащей Хижине, как они слаженно действовали вместе: и Снейпа оглоушили, и с дементорами бились, и гиппогрифа спасли — все это Сириус оценил. А прибавить к тому истории из школьной жизни, коих он в собачьем обличье наслушался от умного книззла Живоглота, которого Гермиона принимала за своего кота, — короче говоря, Сириус был уверен, что, пусть он и пропустил, сидя в Азкабане, дюжину дней рождений Гарри и оставил парня без подарков, на четырнадцатилетие он отдарится на всю крестникову долгую счастливую жизнь.

Конечно, ни Гарри, ни Гермиона о таких замыслах Сириуса не подозревали, в этом было для Сириуса основное развлечение, крестника Сириус бросил в бой с колес, даже не обучив десятку сравнительно безотказных приемов обращения с девушками. Так что Гарри пришлось соображать самому, и природная вежливость ему подсказала, что, проснувшись с девушкой в одной постели, надо сказать ей «доброе утро».

— Доброе утро, — ответила Гермиона, мило краснея, и из постели выскользнула. — Я чувствую себя так, будто меня похитили — у меня даже зубной щетки нет.

«Ну почему же «будто»», — сказал бы на это более опытный Сириус, но Гарри просто предложил пойти искать завтрак, или что им в такое время дня полагается. В доме Сириуса им, конечно, полагалось что их душе угодно, но прежде Гарри хватился своей палочки, не нашел ее и начал звать Сириуса, едва выйдя из комнаты.

— Я здесь! — крикнул Сириус, и Гарри вместе с Гермионой отправились по коридорам его искать. Сириус нашелся в главном зале, которому он придавал лоск сразу двумя палочками.

— Экспеллиармус придумали лентяи, чтобы к Олливандеру не ходить, — поделился волшебной поговоркой Сириус и бросил Гарри его палочку, достав ее из кармана. — Что за жизнь, ходят люди по улицам с какими-то дровами вместо волшебных палочек, колдуешь потом такими словно ногами, а не руками. Гермиона, не смотри на меня прокурорским взглядом, тебе не идет. Веселей, веселей, и французские блинчики к тебе потянутся. Они у нас даже не из гречневой муки, так что сразу бери свою ореховую пасту…

— Сириус, чем ты за нее платил? — строго спросила Гермиона, которая любила Нутеллу и в волшебном мире по ней скучала.

— Только обаятельной улыбкой, — ответил Сириус. — Ладно, ладно, шучу: Кричер принес от гоблинов в Гринготтсе несколько паршивеньких тысчонок, гоблинам наплевать на наших судебных крючкотворов.

После завтрака Сириус ловко обернулся собакой, потом вернулся в человеческий облик и предложил смотаться в Косой переулок, в котором можно выгуливать собак, но, как ей ни было с ним весело, учеба и экзамены были для Гермионы важнее. Она даже собиралась крутить хроноворот, чтобы не пропустить ни одного урока, как она делала это весь год — а Сириус опять начал вымогать у нее клятву, что она вернется в его дом вместе с Гарри, как только закончатся эти дурацкие экзамены.

— Ладно, я подозрительная уголовная личность, со мной никто не хочет иметь дело, — мило надулся Сириус и Гермиону практически полностью убедил. — Крестник, не стой столбом, пригласи девушку приехать к тебе на каникулах.

Магический мир был миром формальным и пуританским, потому что в силу немногочисленности населения он был большой деревней: отчебучь что-нибудь на втором курсе Хогвартса, и на пятидесятилетнем юбилее тебе это припомнят. В маггловском мире, где к двадцати годам многие успевают сменить несколько школ и пару городов, нравы легкомысленней, и, учись она в маггловской школе, Гермиону к пятнадцати годам обязательно кто-нибудь позвал бы на танцульки, неожиданно поцеловал бы во время игры в снежки, сводил бы в торговый центр за мороженым и попкорном, а по дороге приобнял, а то и более старшие ребята уже прокатили бы ее на мопеде с какими-нибудь вытекающими из этого несерьезными последствиями. Гермиона, пусть и не красилась, и не наряжалась специально, но все равно была симпатичной, а главное юной, так что без мальчишеского внимания она бы не осталась. А вот после трех лет в Хогвартсе она даже как-то забыла, что с ней могут подшучивать, заигрывать и ей подмигивать, даже и в шутку. С одной стороны, ей это нравилось, ей было приятно почувствовать себя привлекательной девушкой, а особенно приятно было то, что и Гарри, глядя на Сириуса, расшалился; с другой же стороны, в такой необычной для нее ситуации все слова приобретали какой-то особенный смысл. Будь у Гарри раньше куда приглашать ее на каникулы, она бы запросто к нему приехала, доверчиво и по-дружески, а вот с Сириусом она уже задумывалась о том, на что она соглашается. Нельзя сказать, что Сириуса она боялась, он был такой добрый и веселый, что его было трудно заподозрить в дурных намерениях, а всю систему магического правосудия хотелось спалить на корню, раз она способна посадить в мрачную тюрьму такого отменного весельчака. Но игривой, бьющей через край энергии в Сириусе было столько, что оказаться рядом было все равно что шагнуть в воронку смерча — совершенно неясно, куда тебя в результате занесет.

— Хорошо, я к тебе приеду, — пообещала Гарри Гермиона, опустив глаза, и сцена вопреки ее намерению вышла очень романтичной.

— Возьмитесь за руки, дети мои, и принесите торжественные обеты не обманывать старину Сириуса! — возгласил Сириус, он, конечно, никакой Нерушимой Клятвы с детей не брал, но палочкой над их сомкнутыми руками пару раз махнул, чтобы им казалось, что все очень по-серьезному. — Как только закончатся ваши экзамены, вы первые из всех сматываетесь из Хогвартса — и прямо ко мне!

— Сириус, а как мы к тебе попадем? — наконец спросил Гарри.

— Ага! — весело сказал Сириус и жестом фокусника извлек из-за спины большую коробку конфет в форме сердца. — Вы знаете, что такое портал? Короче, вы оба беретесь руками за эту коробку — ты левой, ты правой — покрепче друг друга обнимаете, а то в пути болтает что караул — и через полминуты в магическом вихре появляетесь у меня ровнехонько в центре большого зала. Активируется портал словом «Сириус», которое нужно сказать дружно и с выражением. И кстати, конфеты в коробке вкусные, я уже слопал парочку. Старина Нойхаус не подводит.

— Как же ее прятать… — задумчиво сказала Гермиона, когда Сириус вручил ей коробку-сердце с полупоклоном, Сириус не то чтобы был сладкоежка, но душа у него была широкая, и коробка вышла фута полтора в диаметре.

— Только не вздумай над ней колдовать, уменьшать там ее или дезиллюминационное на нее кидать, — предупредил Сириус. — Это ж ценный магический артефакт, даже многоразовый, неровен час испортишь. Да и ни к чему ее прятать — положишь на тумбочку в своей спальне. Что может быть естественнее, чем подарочная коробка конфет на тумбочке у красивой девушки?

«Нет, ну какое же сокровище! — думал Сириус с некоторым умилением, наблюдая за Гермионой. — Невинное, неиспорченное дитя! Другая уже давно бы на все мои советы и предложения начала кокетливо отвечать «Ну конечно!», «Да ну тебя нафиг!» и «Кто бы сомневался!» А такую чистую девушку даже обманывать совестно, ну вот как с коробкой — что порталу сделается-то от пары заклинаний? Но в любви и на войне все средства хороши!»

Беглому узнику Азкабана некуда податься, и еще прошлой осенью Сириус пришел на крыльцо родного дома. Уже только сбежав из дома в шестнадцать, Сириус числил себя выжженным с родового древа и лишенным наследства и был удивлен тому, что скрытый от других дом вообще ему показался; Сириус даже не знал, кого из родственников он найдет в доме и только по запущенному виду фасада предположил, что дом не прибрали к рукам Малфои.

Сириуса встретил мертвый дом, где все предметы и пол были покрыты слоем пыли, и некоторое время Сириус ходил в полутьме, слушая отзвук своих шагов и понимая, что был бы рад увидеть любого из тех, кого он в молодости не любил: мать, с которой он постоянно ссорился, строгого деда Арктура, с которым почти не разговаривал, чудаковатую бабку Кассиопею. Рамы портретов были пусты, некоторые из портретов завешены шторами, и Сириус окликнул Кричера — только когда Кричер явился, пусть и неохотно, из его ворчания Сириус понял, что все его родственники мертвы, а он вопреки всем угрозам матери остался наследником.

Кричер принес Сириусу еду и одежду, в рамах портретов начали появляться знакомые и незнакомые фигуры, но дом по-прежнему молчал, словно ждал от Сириуса чего-то. И наконец Сириусу повезло — на одном из портретов он неожиданно для себя встретил дорогих ему людей.

— Тетушка Дорея! — обрадовался Сириус матери Джеймса, та хоть и приходилась тетей матери Сириуса, но галантный молодой Сириус при жизни никогда не называл ее бабушкой. — Дядя Чарлюс! Как же я рад вас видеть!

— Взаимно, Сириус, — улыбнулась Дорея. — Как поживает мой единственный внук?

Хотя Сириус в обличье черного пса крутился и около дома Дурслей, и около Хогвартса, даже однажды пытался вломиться в гриффиндорскую гостиную, приняв человеческий облик, оказалось, что он может намного меньше сообщить Дорее о Гарри, чем Дорея ему.

— Мне многое дед рассказывает, — пояснила Дорея с портрета.

— Арктур? — немного глупо спросил удивленный Сириус.

— Сириус, Арктур твой дед, мне он приходится кузеном, — покачала головой Дорея. — Моего деда зовут Пиний Нигеллий, он был директором Хогвартса, еще когда я была ребенком.

Многое, что Сириус слышал о надменном Пинии Нигеллии, стороннике чистоты крови и слизеринце из слизеринцев, заставляло Сириуса заочно Пиния Нигеллия не любить, но в устах Дореи тот превращался в источник информации о Гарри, и информации доброжелательной, в которой была видна забота.

— Пиний Нигеллий был еще жив, когда была сговорена наша с Дореей свадьба, — рассказал Чарлюс Поттер. — Он был добрым другом моему деду, и они оба надеялись, что от союза наших родов произрастет пышное дерево. Бог дал нам единственного сына, и то на старости лет; когда Джеймс погиб и мы были принуждены покинуть обгорелый портрет в разрушенном доме, Пиний Нигеллий встретил нас здесь с большим сочувствием. Он был бы рад поклясться нам отомстить за Джеймса и сберечь мой род, но даже в Хогвартсе портрет может сделать не так уж много. Ты единственный, кто стоит по ту сторону рамы, Сириус. Помоги моему роду выжить.

— У меня нет даже палочки… — произнес тогда Сириус, чувствуя, как разговор с Чарлюсом и Дореей сменил его оптику.

— Сириус, у тебя есть целый дом, который ждет, пока ты вступишь в наследство, — пожурила его Дорея, и Сириус пошел искать портрет Арктура Блэка, который был главой рода в 1981ом году, и по дороге Сириус размышлял о том, что же дед хочет от него услышать — все эти дни Сириус пользовался могучей защитой дома на Гриммо и его формальным гостеприимством, но так и не задумался, чего ушедшие Блэки, оставившие ему все это, ожидают взамен.

— Дедушка, я остался последним в роду, — сказал Сириус портрету Арктура, несколько минут поиграв с ним в гляделки. — Я наелся одиночеством за эти двенадцать лет. Я готов принять перстень.

— В верхнем правом ящике моего стола, рядом с моей палочкой, — не слишком дружелюбно ответил Арктур, но его слова и щедрость означали, что он доволен. — Надень мантию, оболтус, и ступай поздоровайся с матерью.

Характер у Вальбурги был по-прежнему аховый, но Сириусу было некуда деваться из дома, а Вальбурге — некуда деваться от того, что Сириус — наследник и последний, кто может продолжить род Блэков. Сначала единственной темой, на которую они могли поддерживать разговор без ругани, была просьба Дореи помочь сохранить род ее мужа — Сириус начал над этим всерьез задумываться, часто с шаловливой усмешкой; интерес Вальбурги был куда более сдержанным, и она не упускала случая поделиться каким-нибудь едким афоризмом собственного производства о том, как размножаются гриффиндорцы и какие от этого миру грозят беды. А потом Сириус поговорил с Кричером о своем пропавшем брате: на руке у Сириуса был перстень главы рода, и его нетерпеливый приказ рассказывать все без утайки имел приоритет над приказом скрытного Регулуса не рассказывать семье о его смерти.

Вальбурга, не удовлетворившись рассказом Сириуса, тоже допросила рыдающего Кричера с ледяным бессердечным спокойствием и, как всегда, ничуть не подумала обвинять в чем-либо своего любимого младшего сына — по ее мнению, в гибели Регулуса был виноват только Вольдеморт.

— Думаю, ты понимаешь, чью руку мы теперь держим в эпичном поединке жабы и гадюки, то есть Избранного и Лорда, — зло сказала Сириусу Вальбурга, отпустив Кричера. — Риддл, помню, был змееуст — ну так быть ему в этой паре гадюкой. А медальон отнеси куда-нибудь, где побольше магглов, и сожги Адским Пламенем.

— К магглам-то его зачем тащить?

— Ну, может, они тоже сгорят.

— Мама! — с укором воскликнул Сириус.

— Ну, полетели! — напутственно сказал Сириус, убедившись на глазок, что крестник правильно обнимает девушку, и вручил Гермионе коробку с конфетами. — Скажете хором «Хогвартс» и окажетесь в Визжащей Хижине. Дальше уже дело техники.

Вот уж о чем Гарри беспокоился меньше всего, так это о том, что они у Сириуса проспали и проболтали большую часть дня, и уроки ко времени их появления на территории Хогвартса уже кончились. Но Гермиона была примерной студенткой, и в Визжащей Хижине, не выпуская Гарри из рук и отдав ему коробку, Гермиона крутнула хроноворот часов на десять назад, отправив их в раннее утро, а потом стала уговаривать Гарри, что нельзя просто так исчезать из лазарета, что Рон проснется, что мадам Помфри расстроится, и вообще об их исчезновении пойдут слухи. Так что из Визжащей Хижины они пробрались в кладовую за метлой Гарри, а там Гермиона крутнула хроноворот почти на тот самый момент, когда они улетели из лазарета вместе с Сириусом.

План Гермионы был прекрасен и практически безупречен, и только когда Гарри посадил ее на метлу перед собой и сказал, почти как Сириус, «Полетели!», Гермиона начала подозревать, что что-то может пойти не так.

— Э, а че это вы делаете? — спросил сонный Рон, когда Гарри и Гермиона влетели в открытое окно лазарета на одной метле.

И действительно, вся их история о том, как они спасали Сириуса и гиппогрифа, начинала выглядеть как неловкая отмазка, и коробка конфет в форме сердца в руках у Гермионы ставила на правдоподобности этой истории большой и жирный крест. Куда проще было поверить в то, что Гарри и Гермиона спаслись от дементоров и полетели в Хогсмид праздновать это дело, ну а что вернулись за полночь — так чего ж ты, Рон, хотел? Найди себе тоже хорошую девчонку, и будет тебе незабываемая молодость.

К счастью, Рон получил столько Костероста и обезболивающего зелья, что с реальностью совмещался с трудом, и поэтому вопросов к реальности пока не имел, кроме риторических.

— Спи, спи давай! — хором сказали ему Гарри и Гермиона, и Рон впрямь уснул обратно.

А вот им обоим, конечно же, не спалось — они проснулись всего-то несколько часов назад, хорошенько выспались и позавтракали и теперь были полны сил — Гарри даже набрался у Сириуса завиральных идей и предположил, что для стабильности пространственно-временного континуума они должны по возможности делать то же самое, что сейчас делают их двойники, и таким образом они устроились вместе на одной кровати, почти как на спине гиппогрифа, только на кровати можно было привалиться к спинке и вытянуть ноги, а в остальном все было почти так же, Гарри обнял Гермиону и рассказывал ей, как она вчера спала в пути до дома на площади Гриммо.

Потом Гермиона начала рассказывать Гарри о том, как она весь год пользовалась хроноворотом, чтобы успеть на все уроки, и в какие странные ситуации она попадала при этом, чуть не сталкиваясь нос к носу сама с собой. Гарри предлагал ей забавные варианты выкрутиться, которые ей не пришли в голову, они тихо смеялись в ночной полутьме, а потом сумасшествие последних суток взяло верх, и они начали целоваться.

В это время в прошлом Сириус, уложив в своем доме Гарри и Гермиону в одну постель, продолжил бурную деятельность: перво-наперво, он составил завещание, в котором отписал все немалое наследство Блэков новообретенному крестнику — помирать Сириус совсем не собирался и даже напротив, но свою старшую кузину Беллатрикс не любил и по доброй воле не оставил бы ей в наследство даже старые галоши. Во-вторых, Сириус вызвал Кричера и поставил его в известность о завещании. В-третьих, Сириус подозревал, что Гермионе будет жаль пропустить уроки и она опять начнет фокусничать с хроноворотом, а потому отправил Кричера в Хогвартс, с поручением разыскать вернувшихся из будущего Гарри и Гермиону и сервировать им полуночный обед.

Именно так Кричер появился в лазарете в четыре утра и с подносом в руках.

— Хозяин Сириус приказал накормить молодого хозяина и его мисс, — с достоинством объявил Кричер и поставил поднос в ногах кровати. — Под крышками сардельки и картошка, в кувшине молоко.

— Кричер, ты только и делаешь, что нас кормишь, — прикинула по времени Гермиона, она пока относилась к домовым эльфам с большой симпатией, не зная об их невыносимости. — Принеси, пожалуйста, чая, если тебе нетрудно.

— Кричер не собирается выполнять указания гр… гр… — прокашлялся Кричер, которому Сириус еще не успел до конца привить новые манеры. — Если молодой хозяин обручится с мисс — к ужасу его покойной бабушки, чистокровнейшей Дореи Блэк — вот тогда мисс сможет распоряжаться.

— Кричер, принеси чая и не бузи, — распорядился Гарри, он уже усвоил у Сириуса, как надо взаимодействовать с Кричером, чтобы тот не сел тебе на шею.

— Послушай, так Сириус еще и твой дядя? — заинтересовалась Гермиона, и Кричер появился снова.

— Молодой хозяин приходится троюродным братом хозяину Сириусу, — пояснил Кричер, но вскоре разговорился, подгоняемый расспросами любознательной Гермионы. — Ветвь благороднейшего и древнейшего рода Блэков, к которой принадлежат хозяева, берет свое начало от Пиния Нигеллия Блэка, достойнейшего директора Хогвартса, при котором в школу не принимали гр.. — всяких там! Старший сын Пиния Нигеллия, Сириус, произвел на свет благородного Арктура, кавалера ордена Мерлина первой степени, каковой орден вчера чуть не пожаловали какому-то немытому босяку, так сказал хозяин Сириус. Средний сын Пиния Нигеллия, Сигнус, был отцом многоумному Поллуксу Блэку, отцу добрейшей хозяйки Вальбурги, и Дорее Блэк, бабушке молодого хозяина. Добрейшая хозяйка Вальбурга предпочла многим достойным юношам своего кузена Ориона, отца хозяина Сириуса. А Дорея Блэк сочеталась браком с Чарлюсом Поттером — о дальнейшем же мы умолчим, потому что Дорея Блэк, тетушка добрейшей хозяйки Вальбурги, мудро говорила, что выживание рода превыше всего. С кем только ни свяжешься, чтобы род не угас, помилуйте нас, о пресвятые угодники!

— Кричер, ты не мог бы все это нам зарисовать? — попросила Гермиона.

— Не мог бы, потому что мисс могла бы найти дорогу в библиотеку, — сварливо отозвался Кричер, и Гарри не удержался от смеха — обвинение Гермионы в том, что она не знает, где находится библиотека, было действительно очень смешным. Гарри так и объяснил Кричеру, напирая на то, что Гермиона учится лучше и усерднее всех не только на его курсе, но, наверное, и во всей школе — Гарри рассказывал об этом и посматривал, как Гермиона мило смущается, она вообще была очень очаровательной и домашней в свете Люмоса.

— Чистокровные семейства пришли в прискорбный упадок, — заключил Кричер, выслушав рассказ Гарри о том, как никто из однокурсников не может превзойти Гермиону в знании магии. — Кричер будет рисовать генеалогическое древо, а мисс будет записывать.

К счастью для всех, Кричер на этот раз не сумел продвинуться по генеалогическому древу дальше сыновей Пиния Нигеллия: Гарри и Гермиона узнали, что Флинты и Булстроуды — достойные партии для принадлежащих к семейству Блэков, Кричер замучил Гермиону требованиями выводить красивые буквы и обводить благороднейшие имена Блэков в рамочку, а потом Гермиона догадалась, что Кричер не умеет ни читать, ни писать, и вот тут-то Кричер попал в лапы просвещения, а Гарри настрого запретил ему убегать, но потом все-таки сжалился, все равно ничего интереснее «мама мыла раму» Кричер написать не сумел, а «Драко — макака» писать не захотел и даже полез что-то объяснять.

— Слушай, нам с тобой хорошо бы немного поспать, — предложил Гарри Гермионе, отпустив Кричера. — Мы на самом-то деле проснулись часов десять назад, а сейчас и пяти утра нет — к обеду мы точно начнем клевать носом, а зачем нам вопросы про то, чем это мы занимались ночью?

— Да, ты прав, — смущенно ответила Гермиона и хотела уйти на свою кровать, но Гарри не пустил.

— Давай кровати сдвинем, — предложил Гарри, — а то, может, мы и не уснем еще…

Им и действительно не особо хотелось спать, и поэтому минут через десять они чуть не провалились между сдвинутыми вместе кроватями.

— Надо третью подтащить и лечь поперек, — сообразил Гарри, и так уже получилось похоже на широкую постель на Гриммо, только одеяла были маленькие, а не одно на двоих.

— Ты не думай, пожалуйста, что я легкомысленная, — прошептала Гермиона, когда Гарри стал дышать ровнее — пытаться что-то объяснить спящему было глупо, но иначе она и не решилась бы это произнести. — Для меня все это серьезно.

— Я очень рад, что ты у меня есть, — ответил Гарри, и Гермиона смущенно уткнулась в его плечо. — Ты замечательная и храбрая. И на самом деле очень красивая.

Рон проснулся уже ближе часам к восьми, проспав под воздействием зелий часов двенадцать кряду. Голова ощущалась так, словно в ней были опилки, а затянутая в лубки нога больше не болела, но немного онемела. Рон открыл глаза и увидел неподалеку четыре ноги.

Некоторое время Рон лениво осмыслял этот казус. Ноги явно были человеческими и не принадлежали ни оборотню, ни гиппогрифу. Это было хорошо. По размеру ноги были немного разными и разделялись на пары. Это было даже немного интересно. Рон встал с кровати, преодолевая качку, и похромал разбираться в ситуации.

Гарри и Гермиона спали в обнимку, лежа поперек трех кроватей, но выглядели неплохо, даже слегка зарумянились. На тумбочке у кровати лежала огромная коробка конфет в форме сердца, на полу валялась пара фантиков и стояла забытая Кричером чашка. Рон сопоставил количество фантиков и размеры коробки и, поскольку трюфелями его жизнь не баловала, решил, что он подошел вовремя.

— Э, а че это вы тут делаете? — спросил Рон, но претензии за то, что конфеты лопают без него, предъявить не успел, потому что Гермиона подскочила на кровати.

— Гарри! — окликнула Гермиона и стала трясти Гарри за плечо, потому что в соседней комнате мадам Помфри уже начала звенеть склянками.

— Кричер! — тут же сориентировался Гарри. — Кричер, запри пока дверь и помоги раздвинуть кровати.

— Кричер стар и многое повидал на своем веку, — не преминул поучить молодежь Кричер, легко расставляя кровати по местам взмахами рук, а потом и застилая их ровно таким же способом. — А молодой хозяин вырос с мерзкими магглами и не знает обычаев почтенных волшебных родов. Молодому хозяину некому подать совет, а на хозяина Сириуса никакой надежды. Молодой хозяин должен обручиться со своей мисс, если ему пришла охота, и тогда незачем будет устраивать по утрам такой переполох.

Мадам Помфри нашла Гарри и Гермиону совершенно здоровыми, а их шоколадную диету — вполне подходящей для пострадавших от нападения дементоров, поэтому они были отпущены на завтрак, пока они его не пропустили, а дальше на уроки. А Рон нетвердо пересчитывал пальцы, хотя перелом уже зарастил, и остался в лазарете до вечера.

Забежать в гриффиндорскую башню, чтобы занести коробку-портал, уже не было времени, и Гермиона начала подозревать, что Сириус — жулик и провокатор. Встречавшиеся им в коридоре старшекурсники взглядывали на коробку конфет, которую Гермиона прижимала к груди, понимающе улыбались и даже порой одобрительно подмигивали; благопристойные чистокровные девицы смотрели в другую сторону, словно говоря своим видом «ну теперь понятно, почему у вас обоих постоянно волосы встрепанные». Родной третий курс Гриффиндора встретил их на уроке улыбками, и у каждого в круглых глазах было написано огромное «Ого!»

— На нас вчера вечером напали дементоры, и нам теперь надо есть конфеты, — пояснил Гарри, обернувшись к Шемасу.

— Очень правдоподобно, Гарри, — согласился Шемас. — Гермионка, дай конфетку, ты и так сладенькая.

— Рона-то вы куда дели, хулиганы? — спросил Дин. — Гермиона, ты настолько радикально решаешь вопрос отбраковки кавалеров?

— Гермиона, если тебе не надо, ты делись, — предложила Лаванда и тоже стащила конфетку, как хочешь ее, так и понимай.

— Ну хорош уже, — предложил Гарри. — Конфет при вас поесть нельзя.

— И пропасть на всю ночь вдвоем тоже нельзя, строгости-то тут у нас какие.

— Ладно вам, ребят, вы почти три года всем мозги парили, что вы просто друзья, а нам теперь пять минут поприкалываться нельзя?

Гермиону так смущало, что все гриффиндорцы увидят, как она вместе с Гарри исчезает при помощи портала в тот момент, когда все собираются на поезд, что она не придумала ничего лучше, чем в ночь перед отъездом выбраться из своей спальни с сундуком и котом, встретить Гарри в пустой гостиной и сбежать с ним к Сириусу, ничего никому не сказав, в том числе и Сириусу, который не ждал гостей в такой поздний час.

— Ну-ка, кто тут вырос с магглами, растрепанные вы чучела? — вопросила с портрета сердитая женщина в черном платье, украшенном кружевами, когда они двое появились в большом зале и Гарри с грохотом уронил свой сундук. — Кого не научили хорошим манерам, пока я его не убила? Кому не спится в ночь глухую?

— Мама, не смущайте наших гостей, — успел сказать Сириус, пока на последний вопрос Вальбурги не ответило эхо.

— Скройтесь с глаз моих и не барагозьте! — потребовала Вальбурга.

— Мама сегодня в хорошем настроении, — пояснил Сириус, проводя Гарри и Гермиону в небольшой зал рядом с кухней. — Кричер, подай чай! Мне генмайчу, Гарри просто зеленый, Гермионе черный с бергамотом.

— Сириус, ну откуда ты знаешь, — чуть смутилась Гермиона, она наконец припомнила, в чем опасность визита к Сириусу: теперь ей будут постоянно напоминать, что она юная и очаровательная девушка, и демонстративно за ней ухаживать. Нельзя сказать, что она была так уж против, особенно если Гарри поучится таким приемам у крестного, но все же было в ее положении что-то, что заставляло ее чувствовать себя трепетным олененком среди облизывающихся тигрят, и никакие знания и таланты, не говоря уж об отличных отметках в табели, тут не помогали. Это ощущение, что на нее охотятся, что опасность сладка и обещает радость и защиту в обмен на капитуляцию, было куда глубже, чем мог заглянуть разум. Ну, если Сириус сейчас скажет, что так и не убрался в спальнях!

— Я уже послал твоим родителям сову, — как бы между делом обронил Сириус и опять пробудил в Гермионе то же чувство, которое только-только улеглось. Да, ей можно вообще ни о чем больше не думать, потому что о ней позаботятся. Да, теперь она попала в большие сильные лапы и может только ждать, как решится ее судьба. А нечего было отправляться в самое логово…

— Я давно написала родителям сама, — ответила Гермиона, и Гарри удивился тому, что Сириусу отнюдь не нагорело за самоуправство. — Что ты написал в своем письме?

— Ну, например, что тебя ненадолго похитил самый известный в волшебном мире человек, которому ты дороже всего на свете, — предположил Сириус, словно он уже и сам не помнил, что городил в письме. — Кстати, Кричер привел вашу комнату в идеальный порядок.

Кричер действительно хорошо потрудился над комнатой, в которой Гарри и Гермиона спали после длинного сумасшедшего дня, завершившегося спасением Сириуса, его побегом из-под носа у самого Министра магии и их совместным полетом на гиппогрифе. Теперь комната была чистой и хорошо освещенной, у окна, сейчас задернутого тяжелыми золотыми шторами, стояли два кресла со столиком посередине, в углу пристроилась этажерка с книгами, в другом углу — столик и кувшин для умывания. В комнате было уютно и спокойно, даже угрюмый и насупленный Кричер выглядел почти дружелюбным, но все же Гермиона должна была потребовать от него убрать для нее соседнюю комнату, потому что опять ночевать с Гарри в одной постели, после того как они уже целовались…

Разумеется, стоило Гермионе привычно начать командовать, как чужой дом снова щелкнул ее по носу.

— Юная мисс должна запомнить, — наставительно произнес Кричер, — Кричер выполняет приказы только своих хозяев. Когда юная мисс обручится с молодым хозяином, тогда Кричер будет ее слушаться.

— Кричер, ну пожалуйста…

— Какую часть моего объяснения нужно повторить?

— Кричер, делай то, что тебе говорит Гермиона! — с жаром вступился за нее Гарри, он тоже немного смутился от очередного упоминания помолвки, не то чтобы он был против, но все же предпочел бы не вмешивать в это Кричера.

— Приказ главы рода имеет приоритет над приказом наследника, — пояснил Кричер. — Сегодня ночью Кричер будет занят выполнением распоряжений хозяина Сириуса. Кричер не сможет приготовить комнату для юной мисс.

— Тогда ты займешься этим завтра днем! — приказал Гарри, и Кричер исчез с поклоном.

Если очередная провокация Сириуса должна была испытать и Гарри, то Гарри со своим испытанием справился: он не растерялся вслед за Гермионой и, конечно же, не подумал воспользоваться ее слабостью. Ему понравилось быть для нее защитником, и он обнял Гермиону и прижал ее к себе, когда Кричер оставил их вдвоем.

— Не нужно бояться этого дома, — успокаивающе шепнул Гарри.

— Тебе легко говорить, ты наследник, — пожаловалась Гермиона, она действительно чувствовала себя как в какой-то немного мрачной сказке. — Может быть, даже твоя бабушка росла в этом доме, и все эти люди на портретах ее помнят.

— Я всегда буду рядом, — пообещал Гарри. — Тебя никто не обидит.

За почти две недели в Хогвартсе, которые прошли после возвращения от Сириуса, Гарри всего несколько раз удалось Гермиону поцеловать, она постоянно стеснялась, а иногда и вообще создавалось впечатление, что учеба ей важнее. Вот и теперь Гарри был готов, что Гермиона опять от него ускользнет, но, когда он попытался к ней наклониться и сбоку заглянуть ей в лицо, она сама подняла голову и подставила ему губы. Конечно, она сначала собиралась просто юркнуть под одеяло в одежде, как и в первую ночь, даже спрятаться на своем краю кровати, она не собиралась позволять Гарри укладывать ее, целуя, в постель и ложиться с ней рядом — но что уж, если все равно попалась…

На второе утро к позднему завтраку подали не только тосты, омлет и толстые куски ветчины, но и вопиллер, который попытался отчитать Сириуса голосом Дамблдора.

— Сириус Блэк! — сказало взорвавшееся в руках Сириуса письмо. — Вы буквально похитили из школы детей и вмешиваетесь сейчас не в свое дело! Немедленно верните Гарри и Гермиону их семьям!

Гарри и Гермиона от такой об них заботы чуть не нырнули под стол, словно проштрафившиеся школьники, а Сириус спокойно поливал тост медом поверх козьего сыра.

— Что же, мы подождем, пока он поймет, как следует разговаривать с Блэком, — твердо и громко сказал Сириус, и несколько портретов в большом зале выразили свое одобрение короткими аплодисментами, а у Вальбурги нашелся для сына и добрый совет.

— Напиши-ка ему ответ, Сириус! — предложила Вальбурга, которую и из большого зала было у кухни прекрасно слышно. — Пиши так: «Шут ты хогвартский, проклятого Гриндельвальда друг и товарищ и чертова вашего Визенгамота председатель! Свиная ты морда, кобылиная срака, мясницкая собака, толоконный лоб, чтоб Гриндельвальд тебя …»

— Кхрм! — громко кашлянул Сириус, чтобы заглушить непечатные выражения своей матушки. — Мама, не забывайте, пожалуйста, что в доме совсем юная девушка.

Следующего письма Дамблдора пришлось ждать целую неделю, за которую Гермиона успела привыкнуть к дому на Гриммо и убедиться в том, что домовых эльфов следует учить не только грамоте, но и хорошим манерам: с Кричером не могла справиться не только она, но даже Сириус. Они втроем убирались на третьем этаже, Гарри и Гермиона беззастенчиво колдовали на каникулах, потому что Сириус на их упоминания о министерских запретах только махнул рукой и сказал, что все, что случилось в доме Блэков, остается в доме Блэков, — а Кричер, вместо того чтобы помочь, только ныл им под руку.

— Лежали вещи и лежали, где им положено, — ворчал Кричер, — нет, нужно ставить весь дом вверх дном, а из-за чего? Чем хозяину помешала коллекция квитанций бедного Кричера? Где еще Кричер сможет посмотреть на почерк своей любимой госпожи, которого хозяин совсем не унаследовал и пишет теперь как осел копытом?

— Кричер, перестань нудеть и убери в этой комнате пыль! — приказывал Сириус, Кричер щелкал пальцами, и вся пыль поднималась в воздух.

— Ни на мебели, ни на полу теперь нет пыли, — рапортовал Кричер. — Кричер выполнил распоряжение хозяина.

Сириус некоторое время чихал, неслышно матерился и думал о более точной формулировке приказа.

— Кричер, вся пыль из этой комнаты должна ее покинуть, — распоряжался Сириус, и пыль, встав столбом, вылетала в коридор, где благополучно оседала на полу и на стенах.

— Мне помнится, Кричер, — сердито говорил Сириус, — что, когда ты плохо выполнял приказания моей матери, ты от огорчения себя наказывал.

— Кричер уже достаточно наказан тем, что ему достался такой шебутной хозяин.

— Сириус, пусть Кричер загонит всю пыль на этом этаже в одну пустую комнату, а там мы справимся сами, — подсказывала Гермиона, ей казалось, что Сириус сейчас начнет Кричера бить или хотя бы таскать за уши, а Кричера ей все равно было немного жалко.

— Ты слышал, что сказала Гермиона, горе ты мое ушастое? — обращался к Кричеру Сириус.

— Кричер слышал.

— Ну и что ты стоишь?

— Кричер уже устал объяснять юной мисс, что он выполняет только приказы хозяев…

— Это я даю тебе приказ сделать так, как она сказала! — восклицал Сириус, воздевая руки.

— Кричер слышал, но успел забыть, как именно сказала юная мисс. Пусть хозяин Сириус, беспутный мальчишка, огорчивший свою мать дерзким побегом, из-за которого она расстраивалась так долго, что лорд Арктур сказал…

— Черт тебя возьми, Кричер! Ты способен всех извести из-за своих квитанций! Забери их от меня к черту и спрячь там, где я никогда их не увижу!

— Гермиона, а тебе не кажется, что пора организовать общество защиты несчастных волшебников от невыносимых домовых эльфов? — смеясь предлагал Гарри, который подобные сцены видел за прошедшую неделю уже не раз и не два.

Письмо Дамблдора, пришедшее через неделю, было уже более формальным и подробным — может, Дамблдор за эту неделю и попытался что-то сделать, чтобы призвать Сириуса к порядку, и понял, что твердыня Блэков ему не по зубам, а, может, Дамблдор просто здраво прикинул свои шансы и решил пойти на мировую.

«Мистер Блэк! — зачитывал письмо Сириус, снова получив его за завтраком. — Вам, возможно, неизвестно о пророчестве, которое прозвучало недавно, но в нем обещано, что Вольдеморт вскоре возродится и ваш крестник будет его первой мишенью. Смерть Лили Эванс подарила ему защиту крови, благодаря которой Вольдеморт не может к нему прикоснуться — как я и рассчитывал, это позволило вашему крестнику выйти победителем при встрече с духом Вольдеморта два года назад. Защита крови также распространяется на дом его кровных родственников, то есть на дом родной сестры его матери, тоже недоступный Вольдеморту. Крайне важно, чтобы Гарри продолжал считать этот дом своим домом и проводил там минимум две недели в году, пока ему не исполнится семнадцать. Как видите, я с вами честен и открыт — ответьте же на мое доверие жестом доброй воли и проводите ваших юных гостей к их семьям».

— Видите, в семье не должно быть секретов, — говорил Сириус, наблюдая за тем, как буквы прочитанного им вслух письма истаивают на бумаге. — Теперь мне не придется вам его пересказывать, а вы не будете думать, что я что-то забыл или скрыл.

— «Возможно, известно о пророчестве» и «как я и рассчитывал» про Квиррела, — вспомнила Гермиона, у нее была хорошая память.

— Я собирался рассказать, когда от Хагрида пришло письмо о гиппогрифе, — извиняющимся тоном сказал Гарри. — Я сдавал Трелони экзамен, один на один, когда она впала в транс и произнесла: «Сегодня вечером, до наступления полуночи, слуга обретет свободу и выйдет в путь, чтобы воссоединиться с господином. С поддержкой верного слуги Темный Лорд воспрянет вновь, еще более великим и ужасным, чем когда-либо доселе».

— И тем не менее, Дамблдор про пророчество уже знает, — с небольшим укором сказал Сириус. — Чем же он так убедил тебя в своей верности?

— Ну не я один считаю, что в сомнительных случаях нужно все рассказывать профессорам, — чуть насмешливо сказал Гарри, вспоминая, как он чуть не остался без подаренной Сириусом метлы, а Гермиона смутилась и стукнула его по руке.

— Сиротинушки вы, — посочувствовал Сириус. — Никого-то у вас в нашем мире не было, кроме друг друга, посоветоваться — и то не с кем. Есть отчего прийти в отчаяние: вон Лили даже долго дружила с Нюниусом — они с детства были знакомы, но это ж как отчаяться-то надо, а! Ну ничего, теперь у нас советчиков полон дом. Давайте я про Квиррела послушаю.

Спустя пару дней Сириус все же собрался развезти Гарри и Гермиону по домам, ему и самому было интересно посмотреть, как они живут. Сириус спустился к обеду в строгом маггловском костюме, и даже Гермиона нашла, что это чересчур формально — Сириус не стал долго думать, снял галстук и расстегнул на рубашке две пуговицы.

— Вы, надеюсь, помните, что главное условие при перемещении через пространство — покрепче обняться? — с веселой ухмылкой сказал Сириус, готовясь аппарировать сразу с двумя пассажирами.

— А мы как будто возражаем, — ответил Гарри и покрепче прижал к себе Гермиону.

— Полетели! — бодро сказал Сириус и подхватил их за сцепленные руки.

Беспокоиться о том, что Сириус будет слишком формальным, конечно, не стоило: Сириус получил хорошее воспитание и подарил Эмилии Грейнджер огромный букет, а Герберту — извлеченную из подвала Блэков бутылку дорогого вина, но бутылку Сириус достал из кармана брюк с выражением лица, приглашающим «раздавить».

Веселый и обаятельный Сириус расположил к себе даже довольно сухих дантистов Грейнджеров, которые вдобавок были старше его лет на пятнадцать — правда, у них оставались вполне обоснованные опасения, что Сириус будет детям скорее старшим братом и другом, чем строгим родителем.

— Мы надеемся на вас, Сириус, — многозначительно сказала Эмилия, имея в виду необходимость надзирать за нравственностью, а Сириус понял это по-мужски, ибо был сторонником подхода «ребенок жив — и слава Богу».

— Дом Блэков выдерживал и не такое, — невпопад ответил Сириус. — Может, Темный Лорд и правда немножечко воскрес, но скорее я доберусь до него, чем он до нас.

— Темный Лорд? — переспросил Герберт.

— А про василиска вы знаете?

— Про кого?

— Понятно, — сказал Сириус, и ему стало Гермиону немного жаль, все же у него, как он теперь понимал, была семья, которую достаточно было попросить о заступничестве, Вальбурга бы и вообще, встреться он в Хогвартсе с василиском, в тот же день прибыла бы сбрасывать Дамблдора с Астрономической башни — а вот Гермиона с двенадцати лет жила своим умом.

К визиту к Дурслям Сириус подошел энергичней: он и раньше думал, что сестра и зять у Лили дурные, а потом поболтал с Гарри о его детстве и окончательно убедился в том, что тут надо что-то решать. На крыльце Дурслей Сириус сбросил пиджак, отдал его Гарри подержать и постучал в дверь.

— Вернон Дурсли, электрические дрели и строительство?

— Да, но чем обязан?

— Сириус Блэк, — представился Сириус и хорошим ударом усадил Вернона на задницу. — Боевая магия и драки.

Каждый получает тот подарок, который заслужил, и как следует напуганная семья Дурслей была собрана в гостиной, чтобы посмотреть, как Сириус вешает у них на стене раму с пустым холстом.

— Так-так, — произнесла Вальбурга, появляясь на портрете, когда Сириус отошел в сторону полюбоваться своей работой. — Хлев вижу. Двух свиней и подсвинка тоже. И юный Поттер здесь. Душераздирающее зрелище эти маггловские лачуги.

— Мама, навещайте иногда наследника, — попросил Сириус, и Вальбурга восприняла это как индульгенцию.

Так сбылся худший кошмар Дурслей, и в их доме поселилась магия — шумная, крикливая и заносчивая. Если Дурсли считали магов ненормальными выродками, то Вальбурга отвечала им сторицей: презрения к магглам и простолюдинам у нее было столько, что хватило бы на весь род надменных Борджиа, а сдачу можно было отдать Гонтам.

Следующее утро в доме Дурслей началось с того, что Вернон, отчаявшись снять злословящий всех и вся портрет, решил вынести его из дома вместе со стеной, и Гарри проснулся от звука электродрели и кувалды, которые перекрывала энергичная брань Вальбурги. Наконец Вальбурге наскучило честить Вернона троллем-недоумком, бешеным бегемотом и ипопаточником-переростком, и она исчезла с портрета, а Вернон присел передохнуть — и вскоре на первом этаже раздался уже знакомый Гарри по визиту Добби хлопок.

— Кричер, выкинь этих поганцев в грязь, где им самое место, — спокойным надменным голосом произнесла Вальбурга, и последующие хлопки сопровождались воем Дурслей.

— Доброе утро, — язвительно произнесла Вальбурга, когда Гарри в пижамных штанах и в рубашке показался на лестнице. — Посмотри на себя в зеркало и трезво ужаснись, как ты одет.

— Скройся с глаз моих, — брезгливо проговорила Вальбурга, не желая слушать извинений, и через пять минут Гарри появился на лестнице уже одетым так же, как он одевался у Сириуса, робея перед старым особняком, в котором была строгая торжественность.

— В моем доме ты не позволял себе разгуливать вне спальни неглиже, — заметила Вальбурга. — Если ты ждешь признательности за уважение к моему дому, ты ее не дождешься — выглядеть прилично ты должен прежде всего самому себе.

— Миссис Блэк, что случилось с Дурслями? — с опаской спросил Гарри, в нем никогда не было того пренебрежения, с которым Вальбурга относилась ко всем, кроме ровни.

— Кричеру было велено выкинуть их в грязь, и он это сделал, — пожала плечом Вальбурга. — Меня мало интересует, где именно находится грязь в этом местечке — думаю, ее здесь достаточно.

В этот момент Гарри пришло уведомление о том, что он снова нарушил министерское правило, запрещающее колдовать на каникулах. Гарри даже испугался того, что его теперь исключат из Хогвартса, хотя оба раза колдовал не он, а домовой эльф без его ведома, но Вальбурга сохраняла олимпийское спокойствие.

— На письма, подписанные какой-то Хмелкирк, можно бы и не отвечать, — поморщилась Вальбурга, когда Гарри показал ей письмо. — Но, если хочешь, черкни записку: «Мой домовой эльф выносил мусор» — это будет вполне правдивым описанием ситуации. И ступай, пожалуй, пройдись: Кричер в состоянии ответить за свои действия сам.

Когда Дурсли после грязевых ванн вернулись домой, дверь их дома была настежь, на крыльце стояли странно одетые люди, а Вальбурга увлеченно их бранила, обещая, что об их тупоумии узнает от Арктура Блэка сам Министр магии.

— Что сдано в архив, штафирка ты тощая?! — негодовала Вальбурга, которая решила подчистить Гарри личное дело. — Я тебя сама сдам в архив, пыльная ты моль! У тебя есть показания двух домовиков — ты что, из-за мелкого проступка школьника будешь поить их веритасерумом? Вот погоди, сейчас сюда прибудет Корбан Яксли, он тебе быстро разъяснит твои обязанности! Стоило помереть, как всякие канцелярские крысы начинают что-то пищать про исключение из Хогвартса! Даже у чертовых магглов до сих пор есть академическая автономия! Кто же вам продал Хогвартс, отвечайте, чернильные души!

Наконец на Привет-драйв появился еще один человек, одеждой напоминавший оксфордского профессора при параде.

— Из всех удивительно отвратительных мест, которые я посетил в последний год, ради вас, Вальбурга, мне пришлось явиться в самое ужасное, — проговорил Яксли, нетерпеливым жестом руки приказывая всем посторониться. — Это, право, потрясающе. Национальный герой проживает в избушке с магглами. Я преклоняюсь перед вашим самопожертвованием, Вальбурга — созерцать столь безрадостную картину ради, дайте припомнить, троюродного племянника? Господа, тот, кто уполномочен говорить со мной по этому делу, может остаться, остальные свободны.

— Эти магглы очень странно одеваются, не правда ли, Вальбурга? — заметил Яксли, разглядывая выкупанных в грязи Дурслей.

Всего один день из тех, что могут оживить и разнообразить жизнь Вальбурги Блэк, способен любого убедить в том, что приключений ему хватит до конца жизни: и Дурсли, и министерские работники постарались забыть о существовании Гарри, и Гарри приятно проводил время на Привет-драйв. Кричер снабжал Гарри готовыми завтраками, обедами и ужинами с тремя переменами блюд, Хедвиг ежедневно носила длинные письма Гермионе и ее ответы, и Гарри наслаждался одиночеством и исподволь проникался мизантропией Вальбурги, которая даже про Хогвартс могла бы сказать: «Домик ничего, вот только бы людишек из него выгнать».

Поскольку Дурсли больше не хотели работать для Вальбурги бесплатным зверинцем и с удивительным для их размера проворством пробегали мимо ее портрета, Вальбурга вернулась к семейным делам и подсторожила на Гриммо Сириуса.

— Грязнокровочку из дома сбыли — и дышать как-то легче, — поделилась своими маленькими радостями Вальбурга, частично для того, чтобы убедиться, что Сириус ее слушает.

— Мама, оставьте ваши отсталые выражения, — с укором сказал Сириус.

— Да мне-то что, — пожала плечом Вальбурга, — если Дорее нормально, то пусть кушает и не обляпается. Ей еще объяснять девчонке, что про оценки в школьном табеле все забудут через десять лет, а, если та станет корнем большого генеалогического древа, об этом будут помнить веками. Ну и о том, что Поттеры произошли от грязнокровки, тоже будут помнить — так что, если она считает себя недостойной места в истории, пусть идет делать карьеру, хехе. Но это все Поттеров забота. А у меня свой сын есть. Сириус, когда ты женишься?

— Мама! — воскликнул Сириус, и было не совсем понятно, является ли это обращением или синонимом возгласа «Караул!»

— Нет, я понимаю, что тебе весело возиться с крестником и устраивать здесь постановку Ромео и Джульетты, — обиженно поджала губы Вальбурга. — Хотя, по совести, Дорея и Чарлюс могут ждать от них наследников еще лет пять, так что им всем, и молодым, и старым, совершенно некуда спешить. А тебе, Сириус, в этом году исполнится тридцать пять — великий Данте писал об этом возрасте «земную жизнь пройдя до половины…» И я хочу решительно тебя спросить: ты собираешься жениться на чистокровной — или ты хочешь разбить маме сердце и сдохнуть в канаве никчемным пьяницей?

— Мама, давайте сойдемся на компромиссном варианте, — предложил Сириус, он уже не так нуждался в родительском одобрении, как в юности, и мог пережить слова Вальбурги про свою никчемность даже не в виде подколки. — Могу я жениться на полукровке?

— Не можешь, — отрезала Вальбурга. — Полумеры ни к чему: если никак не можешь жениться на чистокровной, бери грязнокровку.

— Но вы ведь постоянно говорите…

— А ты думай, когда слушаешь! Из-за тебя, пса блохастого, я на закате своих дней выращивала помидоры, а не внуков! И видела своими глазами, что первое поколение гибридов более живуче и дает лучший урожай. У магглов даже словечко про это есть, гетерозис, кажется — да ты и сам заметишь, что многие могучие маги — полукровки. Дамблдор, Риддл, крестник твой тоже сильный маг, все-таки в неполные четырнадцать лет раскидал кучу дементоров как пушинки с одуванчика. Потом этот эффект гибридизации идет на спад, и далеко не все гибриды оказываются хороши. Наш род умирает, и если придется идти на отчаянные меры ради его спасения: купить могущество для следующего поколения, даже заняв из будущего, которого без этого может вовсе не быть, — то вот они, отчаянные меры. Разумеется, лучше не брать грязнокровную кошку в мешке, а искать чистокровную невесту, у которой всю родословную видно. Что ты там найдешь в родословной у магглов? Они не знают, кем был их прадед! Хуже собак!

— Ну или ты можешь пока собрать вокруг себя всех, у кого есть в жилах кровь Блэков, — предложила Вальбурга, чтобы задумчивость Сириуса не пропала даром. — Вот освобождением кузины из Азкабана пойди займись.

— Мама, я лучше женюсь!

— То-то же!

Сириус мог бы и не посылать Гермионе письмо о том, что придет за ней вечером 30 июля, — ей стоило бы намылить Сириусу шею и даже нарвать лохмы за то, что он несет ее на Гриммо как подарок на день рожденья крестника, но это никак не изменило бы ни самого Сириуса, ни его поведения. И все равно для Гермионы важнее было то, что, не забери ее Сириус на Гриммо, Гарри сам приехал бы к ней, пересаживаясь с автобуса на электричку и опять на автобус, лишь бы провести этот день с ней вместе — и именно поэтому она хотела приехать к нему сама, чтобы избавить его от тяжелой дороги. Вот потому вместо заслуженной головомойки вовремя появившемуся Сириусу достался только мягкий укор.

— Сириус, где потерялась твоя совесть? — спросила Гермиона, выйдя к Сириусу, ей по молодости не пришло в голову, что этот вопрос женщины задавали Сириусу не десять раз и не двадцать. — Ты хоть постарался бы скрыть, что я играю роль подарка на день рождения, а то тебе осталось только перевязать меня ленточкой и завязать бантик. Это возмутительно, между прочим: считать девушку подарком!

— Гермиона, подавляющее большинство девушек — совсем даже не подарки, — ничуть не смутился разоблачению Сириус. — Ты редкое исключение.

Ну вот как можно было на Сириуса сердиться? Хотя, конечно, можно было, потому что чарующие фразы он всегда перемежал с возмутительными.

— А насчет бантика и ленточки ты правильно соображаешь, — подмигнул Сириус. — Только вам это рановато немного. Кроме ленточки ничего ведь и не нужно — я тебе потом книжку про Джеймса Бонда дам почитать, как это правильно делается.

— Сириус! — негодующе воскликнула Гермиона, читала она эту книжку про соблазнительную русскую шпионку, которая обнаружилась в постели у Бонда, одетая в одну ленточку на шее.

— Полетели! — воскликнул Сириус, подхватывая Гермиону под руку и забирая ее багаж, и аппарировал вместе с ней в дом на Гриммо, а потом тут же исчез в таком же черном вихре — и последнее было с его стороны довольно чутко, потому что Гарри сразу выбежал на хлопок аппарации, и их встрече не нужны были свидетели.

Кричер давно уже восстановил попранные Сириусом приличия, и у Гермионы была своя спальня — совсем рядом со спальней Гарри, за стеной, искушая своей близостью. Этому искушению они так и не поддались, заходили друг к другу, сидели до ночи в обнимку, целовались перед сном — с каждым вечером расставаться становилось немного сложнее, но сложнее только чуть-чуть, их роман был медленным, и Сириус как катализатор был, конечно, очень кстати.

Почему-то именно в первый вечер после разлуки уходить особенно не хотелось, хотя Гарри и знал, что Гермиона не оставит его у себя, он и сам понимал, что она права и им рано, да и как они потом будут в школе еще четыре года, если за лето привыкнут спать вместе — и не только спать.

Поэтому Гарри очень удивился, когда Гермиона проскользнула к нему в комнату в полной темноте и сразу нырнула к нему под одеяло, он и не видел ее никогда в этой мягонькой пижамке, а теперь обнимал и прижимал ее к себе, и поцелуи сразу стали длиннее и ярче.

— Мне, наверно, не стоило тебя дразнить, — признала Гермиона, она довольно скоро Гарри остановила, хотя и все равно позволила больше, чем собиралась. — Но мне понравилось просыпаться с тобой рядом.

Утро было светлым даже в темном доме Блэков — может, Сириус и специально оставил тогда для них комнату на солнечной стороне дома. Гарри проснулся и сначала не мог поверить, что любимые волосы, закрывшие всю подушку рядом, — это не его сон. Ощущение радостно бьющегося сердца подтверждало, что Гермиона ему не снится, и Гарри долго любовался ей, избавленный благодаря Сириусу от чувства счастья украдкой — им двоим была дана редкая для их возраста свобода не бояться, что их застанут обеспокоенные и возмущенные родственники, Сириус был точно не против, что бы они ни делали вместе.

Гарри не сразу заметил, что Гермиона уже не спит и лукаво посматривает на него из-под прикрытых век, сегодня она готова была подождать и даже поиграть в Спящую красавицу, пусть Гарри ее поцелует первым, а потом она прошепчет в его губы: «С днем рожденья, любимый!» — в первый раз, в первое такое утро в череде счастливых десятилетий.

Сириус обычно ходил по дому в маггловской одежде или в одежде, напоминающей маггловскую, только для разговоров с семейными портретами накидывал мантию, но одним вечером в начале августа к ужину он спустился в чем-то, что сильно походило на тренировочные кожаные доспехи средневековых рыцарей. Оказалось, что доспехи сделаны из драконьей кожи, и Сириус развлекал Гарри и Гермиону рассказами о драконах и полезных свойствах их кожи — в частности, Гарри узнал из разговора с Сириусом, что дракона легко можно временно ослепить Конъюнктивитным заклятием. Сам Сириус за ужином ел немного, а сразу после прошел к большой зале, где висел портрет Вальбурги, и Гарри и Гермиона побежали за ним, они ведь и спросить не успели, зачем он так вырядился.

— Пожелайте мне удачи, мама, — торжественно сказал Сириус, остановившись перед портретом.

— Благословляю тебя, и да хранит тебя Бог, — ответила Вальбурга и перекрестила сына. — Отомсти за брата.

— Вы молодцы, что сказали мне о пророчестве, — уже веселее продолжал Сириус, повернувшись к детям. — Только оно не сбудется, чему, думаю, все будут только рады. Риддл снова воплотился, но ему не набрать силы. Паровозы надо давить, пока они еще чайники.

— Сириус! — вскрикнула Гермиона, ей с Гарри уже приходилось попадать в переплет, но это случалось как-то неожиданно, их на грань смерти ставили стремительно развивающиеся события, даже когда они наконец смогли все спланировать и отправились спасать гиппогрифа, а потом Сириуса, их основной целью было спрятаться и избежать неприятностей. А Сириус сознательно уходил в бой, как идут на дуэль или на решающее сражение, и его спокойствие, легкий ужин, прощание с матерью производили сильное впечатление.

— Ты оставайся здесь, — велел Гарри Сириус, зная своего отчаянного крестника. — Ты наследник. А я иду не один, меня ждут родственники и друзья.

— Сириус, подожди, — умоляющим тоном попросила Гермиона. — Может быть, нужно сказать Дамблдору? Пригласить кого-нибудь из аврората? Сириус, ты ведь можешь погибнуть!

— Знаешь такую поговорку: — весело спросил Сириус. — «Настоящая женщина может из ничего сделать салатик и трагедию»?

— Нет, не знаю!

— Ну так иди сделай салатик. А трагедию делать не надо, я сейчас ликвидирую все возможные поводы, — и Сириус исчез в темном вихре аппарации.

Ни Гарри, ни Гермиона по малолетству не умели аппарировать, и поэтому они начали на два голоса звать Кричера.

— Кричер, куда отправился Сириус? — потребовала Гермиона.

— Хозяин Сириус приказал этого не говорить.

— Ты можешь перенести нас к нему? Мы должны его остановить или хотя бы помочь ему!

— Кричер всерьез обеспокоен состоянием памяти юной мисс, — вздохнул Кричер, и Гарри заметил на его лице ставшую привычной ухмылку. — Кричер много раз говорил мисс, что она сможет распоряжаться Кричером только после помолвки с молодым хозяином.

— Тогда это я приказываю тебе перенести нас к Сириусу! — велел Гарри, но Кричер помотал головой.

— Хозяин Сириус запретил Кричеру выполнять такой ваш приказ, молодой хозяин. Хозяин Сириус — глава рода Блэков, и Кричер служит прежде всего ему.

— А Сириус не запретил тебе выполнять этот приказ, если его отдам я? — вдруг спросила Гермиона, и по ее тону было слышно, что она что-то задумала.

— Кричер только что в очередной раз объяснял юной мисс…

— Запретил или нет?

— Кричер, отвечай! — потребовал Гарри.

— Таких указаний Кричеру дано не было.

— Гарри, нам нужно обручиться, а потом мы возьмем Кричера и сможем помочь Сириусу! — воскликнула Гермиона. — Кричер, принеси книгу о магических обрядах.

— Кричер надеется, что юная мисс сама найдет дорогу в библиотеку.

— Кричер, ступай, — распорядился Гарри. — Послушай, Гермиона, если ты хочешь со мной обручиться, только чтобы спасти Сириуса, то я, пожалуй, не согласен! Это вообще-то серьезное дело, и нельзя же просто так…

— Гарри, ты хочешь, чтобы я призналась тебе в любви? — спросила Гермиона и против воли лукаво улыбнулась, словно упрекая Гарри за недогадливость.

— Я хочу, чтобы ты успокоилась и не торопилась, — попросил Гарри и взял Гермиону за плечи обеими руками. — Я готов сделать тебе предложение и пообещать на тебе жениться, но ты подумай: это, наверное, на всю жизнь, магические контракты дело нешуточное. Ты действительно согласна терпеть все мои проблемы, мое разгильдяйство, падения с метлы и дурацкие идеи — но не до конца школы, не до тех времен, когда погибнет Вольдеморт, а действительно всегда, даже когда у меня станет борода как у Флитвика?

— Бороду я тебе сбрею, — пообещала Гермиона, должен же и Гарри понимать, на что он подписывается. — Ты тоже учти, что я упрямая, постоянно сижу над книжками, у меня никогда нет времени, я пытаюсь успеть сделать больше, чем могу, и это не относится к дому и кухне.

— Ладно, с этим мы разберемся.

— Это какой-то не очень обнадеживающий ответ.

— Это честный ответ, — улыбнулся Гарри. — Нам с тобой будет некуда деваться друг от друга, и я обещаю, что не буду упрямиться по мелочам и буду тебя баловать — даже если в твоем случае это значит оставить тебя наедине с книжками.

— Не надо оставлять меня наедине, — ответила Гермиона и наконец его обняла. — Ты же знаешь, что я люблю тебе помогать, искать что-нибудь для тебя, я даже обижаюсь, когда тебе это оказывается не нужным — ну вот скажи, как уговорить тебя выучить наконец историю магии?

— Если ты будешь сидеть над книжками вместе со мной, то я, наверно, согласен, — сказал Гарри и немного запнулся, влюбленному всегда хочется казаться лучше, а перед свадьбой все же приходится доверить себя другому со всеми слабостями. — Мне бывает грустно, когда я остаюсь один. Так что если ты бросишь меня ради своих книжек и будешь пропадать где-то с утра до ночи, то вот тогда я буду обижаться…

— Я никогда не брошу тебя, Гарри! — горячо сказала Гермиона и тоже остановилась, она поняла, что от них после обручения потребуется другая верность, не героический порыв, а то, что можно назвать постоянством, надежностью и терпением.

— Ты выйдешь за меня замуж? — как и положено, спросил Гарри, он посмотрел на Гермиону и понял, что даже если им не всегда будет легко, они справятся, ведь вернее человека он все равно никогда не найдет.

— Да, — так же серьезно ответила Гермиона и тут же улыбнулась: вот ведь влезли опять вдвоем в приключение, совершенно неожиданно для обоих. Раньше суть их приключений сводилась к одному решающему моменту, который они преодолевали за счет храбрости и решимости умереть друг за друга, а теперь ведь придется друг ради друга жить: может, ей придется печь пироги к праздникам, если Гарри начнет без этого чахнуть, а ему — перестать гонять на метле, чтобы пощадить ее сердце.

Но все это того стоило, и уже первый же поцелуй после сказанных слов был другим, словно больше не надо было никуда торопиться и бесконечное будущее принадлежало только им.

— Думаю, надо отпраздновать это походом в библиотеку, — сказал Гарри, и Гермиона рассмеялась и пихнула его в плечо.

Когда Сириус был школьником, род Блэков был еще многочисленен и могуч: если бы все Блэки того времени, забыв о своих размолвках, отбросив осторожность и нежелание принимать необратимые решения, вышли против Вольдеморта, бывшего тогда в полной силе, то Вольдеморта бы они уложили, хоть и дорогой ценой. Теперь Вольдеморт был еще слаб, но и компания у дома Риддлов в Литтл-Хэнглтоне собралась аховая: единственный оставшийся у Сириуса школьный друг Люпин, двоюродная племяшка Сириуса Тонкс, уже считавшая себя аврором, дедушка Тонкс, воевавший во Вторую Мировую, и найденный на месте садовник Фрэнк Брайс, ветеран той же войны.

Наиболее бодрыми участниками рискованного предприятия были два деда, которые вели себя словно застоявшиеся в стойле боевые лошади. Сириус и Люпин тихо накрывали поместье антиаппарационным куполом, а ветераны уже планировали штурм.

— Ежли б их живыми брать не надо было, то заложить бы вон там да вот тут по десять кило тротила — весь этот дом сразу бы сложился, — говорил дедушка Тонкс, который на войне был подрывником.

— Вечно вам, минерам, только бы что взорвать, — ворчал садовник Фрэнк. — Помню, как под Эль-Аламейном дело было, там-то мне ногу и покалечило. Поперед себя в комнату бросаешь гранату, а потом очередью по углам… После в такой комнате даже ночевать можно было, а не как у вас, одни развалины. Мертвечину выкинуть приходилось, конечно…

— Автомата нет, а пистолет есть, — предложил дедушка Тонкс. — Хошь, бери.

— Да куда он мне, я ж теперь из пистолета и в человека с первого раза небось не попаду. Мне б винтовку, с ней бы я управился.

Садовник Фрэнк получил винтовку, потому что дедушка Тонкс был запасливый, и почти сразу прижал палец к губам. Что-то шуршало в глубине сада, и Фрэнк первым увидел огромную, скользящую по земле тень, прицелился и дважды нажал на курок.

— Да ты снайпер, батя, — присвистнул Сириус, осветив палочкой тело огромной змеи, которой два выстрела начисто снесли голову. — Вот только услышали нас теперь. Ладно, полетели!

Дедушка Тонкс дал волшебникам войти в дом, а потом размахнулся и знакомым смолоду движением зашвырнул гранату в освещенное окно второго этажа. Звякнуло разбившееся стекло, потом полыхнуло и грохнуло так, что из соседних окон тоже вылетели стекла, а дедушка Тонкс метнул еще пару гранат, для верности.

— А говорил, живыми будете брать, — напомнил Фрэнк.

— Это что, это светошумовые, — пренебрежительно махнул рукой дедушка Тонкс. — Ты как будто звук забыл, который от настоящей бывает. Вот последняя та да, осколочная была, чтобы сверху их там посекло.

Дедушка Тонкс не был доволен уловом, найдя в комнате, куда полетели гранаты, тщедушного карлика и толстенького потрепанного человечка. Магические дуэли не оставляли тех же следов, что маггловские гранаты, а по Сириусу не было видно, что только отцовский оберег спас его от злой магии возрождающегося Вольдеморта. Сириус влетел в комнату первым, рассчитывая на преимущество внезапности, но даже посеченный осколками полуживой Вольдеморт был серьезным противником, пока Сириус не начал использовать свое преимущество в подвижности.

Вот по ходу допроса дедушка Тонкс оживился и скривился уже на свою внучку, когда Люпин попытался ее увести.

— Идемте, Нимфадора, — пригласил Люпин. — Вам не стоит здесь находиться. Кажется, Сириуса очень изменила тюрьма.

— Ну а я так останусь, — заявил дедушка Тонкс, наклоняясь над потерявшим сознание Вольдемортом. — Я четыре года фашистов бил, и этого фашиста я тоже давить буду до талого.

— Сириус, — окликнул Фрэнк, который фиксировал показания более охотно коловшегося Петтигрю, — я тут пишу, но ахинея ж какая-то получается: «…вступив в преступный сговор с говорящей змеей и покойным Темным Лордом…»

— Пиши, отец, пиши, — одобрил Сириус. — То, что надо, у вас получается.

В библиотеке Блэков можно было найти что угодно, почти как в библиотеке Хогвартса, только Запретной секции в ней не было — вместо того малоупотребимые и порой страшные книги скрывала вековая пыль. Книга об обычаях магических свадеб тоже должна была бы покрыться толстым слоем пыли — после свадьбы Вальбурги и Ориона в старшей ветви семейства Блэков свадеб, увы, не играли — но пыли на книге не было, и стояла она достаточно недалеко.

Возможно, над этим фактом стоило бы подумать, но книга и так дала Гарри и Гермионе достаточно поводов поразмыслить — пусть для обряда обручения никто, кроме обручающихся, формально не требовался, но магические контракты писали серьезные люди. Первым делом контракт спрашивал о дате свадьбы — благоразумная и красивая отсрочка в семь лет контракту не понравилась, и фиксировать ее он отказался. Пять лет тоже не подошли. Через три года Гарри еще не стал бы совершеннолетним. Впору было звать Кричера, чтобы тот снова повздыхал над прискорбной непросвещенностью тех, кто вырос среди недостойных магглов.

— Должны же были у них быть сговоренные еще в детстве свадьбы, отложенные до достижения совершеннолетия, — задумчиво проговорила Гермиона, и эту оговорку контракт принял.

Гарри, конечно, похвалил Гермиону за догадливость, а сама она результатами своей догадливости была не так довольна:

— Мы же тогда еще не успеем закончить школу, и на седьмом курсе все будут про нас думать… — сказала Гермиона и мило покраснела.

— Про нас и так будут думать, курса с пятого, — предсказал Гарри. — Думать не запретишь.

Того же мнения придерживался и контракт, который предлагал широкий выбор наказаний за физическую измену, от лютой смерти до гарантированного бесплодия. Гарри, конечно, не мог удержаться от любопытства, что это за уточнение такое, «физическая» — не то что ему это было важно, просто Гермиона очень мило краснела — и узнал от Гермионы, что измена еще бывает «моральная», вопреки его искреннему мнению, что измена всегда аморальна.

— Это если ты в кого-нибудь влюбишься и начнешь мечтать о другой, — с невольной обидой сказала Гермиона, и Гарри в первый раз увидел, что она ревнивая, с такой невестой можно и в контракт санкции не записывать, сама организует. — Вот этот контракт считает, что сердцу не прикажешь, но над своими руками ты всегда властен.

— Я уверен, что всегда буду любить только тебя, — с молодой горячностью сказал Гарри. — Но для тех, у кого была сговоренная в детстве свадьба, это контракт жесткий, тут расторжения контракта в качестве санкции нет.

Контракт и действительно был бескомпромиссный — от жениха он требовал обещания защищать свою невесту, а от невесты — слушаться жениха, и о перемене ролей или приписывания каждому обеих контракт и слышать не хотел.

— Думаю, это пункт о доверии, — сказал Гарри. — Мы же можем обещать друг другу и то, что здесь не написано. И не пользоваться тем, что здесь написано, мы тоже можем.

— Это нормально, когда перед помолвкой страшно, — произнес женский голос, и оба подняли глаза на портрет, который был пустым, когда они пришли в библиотеку. На раме портрета было подписано «Пиний Нигеллий Блэк», но сейчас на портрете была женщина с фамильными резкими скулами и черными волосами, а рядом с ней мужчина, совсем не похожий на Блэка, а похожий скорее на самого Гарри.

— Бедный мальчик, даже не узнаёт дедушку и бабушку, — вздохнула Дорея Блэк. — Джеймс выполнил только половину нашего наказа: женился он рано и подарил тебе жизнь, а вот не лезть ни во что он после этого не смог. Будущее нашего рода по-прежнему висит на волоске, но сейчас мы подошли, чтобы радоваться вместе с вами.

Бабушка Дорея не стала смущать молодых пожеланиями скорого появления наследника, ее присутствие было скорее успокаивающим; с остальными пунктами контракта Чарлюс и Дорея помогли разобраться с добрыми улыбками, они и сами подписывали такой в счастливой молодости — и поздравления их были недолгими, они же видели, что их юные наследники стесняются целоваться при них.

— Если другие портреты начнут нас поздравлять, я спрячусь в спальне, — шепнула Гарри Гермиона. — И не надейся, не в твоей.

Гарри, пожалуй, нашелся бы, что на это ответить, у Сириуса он уже многого понабрался, но Гарри уже некоторое время боролся с болью и жжением в шраме, которые теперь становились нестерпимыми — Сириуса действительно изменила тюрьма, и допрашивал Вольдеморта он жестко, интересуясь, каким образом тот вернулся из посмертия.

— Что ты для этого делал, сволочь? — кричал Сириус, справедливость его гнева еще мешала хорошему Круцио, но бить по ранам ему уже не мешало ничто. — Твоего призрака никто не видел. Твоего фамилиара уже пристрелили. Есть еще один филактерий? Ты хоркруксы делал, что ли, сучий ты сын?

Вместе с избиваемым Темным Лордом чувств на этот раз лишился и Гарри, Гермиона только успела подхватить его и опустить на ковер.

— Кричер! — крикнула Гермиона и кинулась бежать, чтобы просить помощи у портретов, но Кричер уже возник перед нею из воздуха.

— Кричер явился по приказанию молодой хозяйки, — доложил Кричер с обычной своей усмешкой, но уже почтительным тоном.

— Кричер, ты не мог бы мне помочь привести Гарри в чувство?

— Это не выйдет хорошо, госпожа, — возразил Кричер. — Забвение — милосердный дар. Если молодой хозяин лишился чувств, значит, жизнь пока для него непереносима.

— Ты можешь узнать, что с ним случилось? — спросила Гермиона, голос у нее был требовательный, но отдавать домовому эльфу приказы в повелительном наклонении она еще не научилась.

— Кричер не волшебник, Кричер может выполнять простые приказы, — пояснил Кричер. — Молодая хозяйка должна сама решить, что Кричеру делать. Кричер принесет обезболивающее зелье — и Кричер нижайше просит хозяйку повернуть сейчас молодого хозяина на бок, чтобы тот не подавился.

— Кричер, найди Сириуса! — приказала Гермиона, забрав у Кричера зелье, и Кричер с поклоном растворился в воздухе, как и было задумано — и не только ею.

Гарри открыл глаза, когда Сириус уже разобрался в ситуации и ввел Вольдеморта в стазис. Гарри увидел Гермиону, сидящую на пятках рядом с ним, и улыбнулся немного виновато, а Гермиона легла рядом с ним на пол и прижала его к себе.

— Ну и что, что нам не удалось попраздновать, — ответила Гермиона. — Зато я смогла тебя выручить.

Сириус снова стоял перед портретом матери, на этот раз на портрет пришел Арктур Блэк, умерший в глубокой старости за два года до побега Сириуса. Арктур долго был главой рода, он теперь передавал Сириусу дела, и Сириус удивлялся тому, как общее дело сближает людей — поспорить о том, куда катятся волшебный мир, магглы и чистокровные семьи, у них с дедом совсем не оставалось времени. Вот и сейчас у Сириуса был к деду важный разговор, и Арктур, конечно, не оставил его советом.

— Я был ненамного моложе тебя, Сириус, когда принял дела у своего отца, — говорил Арктур, и в его голосе были сочувствие и приязнь, которые молодой балбес Сириус не слышал от него при жизни Арктура. — В жизни главы рода мало дел, которые можно завершить навсегда: только управишься, как возникают новые проблемы, и всё с тем же самым. Белла была вечной проблемой, Андромеда тоже, но по-другому. Я уж не говорю о тебе, быль молодцу не в укор. Не горюй о том, что твои проблемы с Темным Лордом просто отложились на время: пока он не представляет опасности, и на этом слава Богу.

— Я еще не принял необходимое решение, — ответил Сириус. — Я прошу вашего совета, дедушка. Я не убью Лорда — его дух ускользнет от меня, и кто знает, кто и когда поможет Лорду возродиться вновь. Я не отдам свою судьбу и судьбу семьи в чужие руки.

— Верно, — кивнул Арктур.

— Я не отдам Лорда в Азкабан, даже в обмен на орден Мерлина первой степени, — продолжал Сириус. — Я не доверяю Министерству, которое отняло у меня двенадцать лет.

— Государство — это всегда враг, — жестко произнес Арктур, на портрете он был моложе, чем Сириус мог его помнить, волосы Арктура только слегка посеребрила седина, а лицо еще не обвисло и не покрылось морщинами, и черты Арктура были резкими и суровыми. — В самом последнем мерзавце есть что-нибудь человеческое. В бюрократии ничего человеческого нет.

— Я могу ввести Лорда в стазис и запереть в наших подземельях, — предложил Сириус. — Но его присутствие будет беспокоить моего крестника — в мальчике остался хоркрукс Лорда, и я не знаю способа его от хоркрукса избавить, не убив. Я могу замуровать Лорда где-то еще, но надежнее своего дома места нет.

— Тебе придется принести большую жертву или много маленьких, — подытожил Арктур. — Выбирай сам.

Раньше Сириус, конечно, рискнул бы и выбрал легкую жизнь сейчас, а с будущими проблемами как-нибудь разберемся, но теперь он чувствовал ответственность и за спасших его детей, и за собственный угасающий род, и за род друга Джеймса, у которого теперь появился реальный шанс, и было бы очень обидно этот шанс потерять.

— Лорд будет заточен здесь, — со вздохом решил Сириус. — Доверять можно только своей семье и своему дому.

— Ты возмужал, Сириус, — одобрительно ответил Арктур. — Я благословляю твое решение. Юному Поттеру все равно следует восстановить свой дом — мы, конечно, за эти годы привыкли к Чарлюсу и полюбили его, но он заслуживает того, чтобы вернуться на свой портрет в родовом гнезде. А теперь, пожалуй, мне пора оставить тебя наедине с матерью — ей тоже нужно с тобой поговорить.

— Сириус, в твоих руках судьба нашего рода, — строго сказала Вальбурга. — Тебе действительно следует жениться — и сначала серьезно над этим подумать.

— Обязательно на чистокровной?

— Ты еще не привел мать в отчаяние — но, если ты хочешь это сделать…

— Хорошо, мама, — неожиданно согласился Сириус, потому что у него уже была шальная мысль. — Я даже могу жениться на девушке из рода, входящего в священные двадцать восемь.

Во-первых, Сириус в молодости иногда завидовал Джеймсу, который отхватил себе красавицу с огненными волосами; во-вторых, намеченная им девушка была такая юная, что свадьбу можно было отложить минимум лет на пять и пожить в свое удовольствие, ничего пока не подписывая; в-третьих, Сириус когда-то был в Ордене Феникса и неплохо ладил с молодыми Артуром и Молли. В-четвертых, Сириус знал, что скоро ему будет весело…

— Только она еще школьница и даже не старшекурсница, — предупредил Сириус.

— Что не старшекурсница — это плохо, — покачала головой Вальбурга, ей хотелось поскорее решить вопрос с наследниками.

— И она не со Слизерина… — с ухмылкой продолжал Сириус.

— Сириус, говори, что ты задумал!

Но Сириус исчез, и Вальбурга кликнула Кричера и потребовала принести к ее портрету последнее издание справочника по чистокровным родам.

— Кричер может сам прочесть добрейшей хозяйке, — с гордостью предложил Кричер.

— Это наша грязнокровка тебя научила?

— Кричер не должен слушать такие выражения в адрес молодой хозяйки.

— Ладно, может, от нее еще будет толк, — махнула рукой Вальбурга. — Только наследства моего она все равно не увидит!

Юные Паркинсон и Булстроуд были на Слизерине, там же учились сестренки Гринграсс, у Макмилланов и Лонгботтомов были сыновья, и оставались только Аббот и Уизли: Кричер повернул к портрету любимой хозяйки книгу и, перелистнув страницы, показал ей изображения сонной и некрасивой блондинки Ханны Аббот и рыженькой куколки Джинни Уизли. Выбор Сириуса был очевиден настолько, что яростный крик Вальбурги тут же разнесся по всему дому.

— Шелудивый пес! — орала Вальбурга. — Каторжная душа! Немедленно предстань перед матерью, дементор тебя расцелуй!

— У вас очень неожиданные идеи, мама, почти как у несправедливо нелюбимой вами Гермионы, — тут же сквитался Сириус, возникая перед портретом. — Действительно интересно: если Лорда сейчас поцелует дементор, как его поганая душонка будет выбираться из такого посмертия?